Много лет назад на платформе Томилино мой приятель показал мне в шеренге ожидавших электричку крепкого сложения мужчину с сосредоточенным выражением на волевом лице.
– Изгейм, летчик–испытатель, – толкнув меня в бок, шепнул товарищ.
Уже одна принадлежность к профессии, окруженной ореолом романтики, восхищала. В пору нашей юности мужеству в сплаве с исключительным мастерством преклонялись, пожалуй, в большей степени, нежели сейчас удачливому бизнесу.
То, что мне довелось узнать про Владимира Николаевича Изгейма, удвоило трепет в душе. Оказывается, летал он и испытывал самолеты... с одним глазом.
Позже судьба свела меня с эти летчиком и от него непосредственно я услышал удивительные эпизоды его летной биографии, фронтовой и испытательской.
В годы войны
Ясным августовским днем 1944 года восьмерка Ил-2 под прикрытием четверки истребителей Ла-5 вылетела на штурмовку вражеских позиций. При подходе к цели на наши самолеты внезапно обрушились 32 Фокке-Вульф-190.
– Что тут началось, представить трудно, – рассказывал В. Н. Изгейм, – Грохот самолетных пушек, треск пулеметов, рев моторов слились в грозную канонаду воздушного боя. Я замыкал группу. Вдруг вижу: впереди Ил-2 вспыхнул, перевернулся и пошел вниз, а из плоскостей моего «ильюши» полетели куски обшивки.
Мой воздушный стрелок Иван Александров кричит:
– Подверни влево, командир, еще чуток!
Наверное, немец в хвост заходил. Слышу, застучал пулемет Ивана. Краем глаза уловил, как пронесся огненный шар сбитого Иваном «фоккера». Не успел обрадоваться, как почувствовал тупой удар. Штурмовик резко клюнул носом. Тяну ручку управления на себя – машина не реагирует.
Кричу Ивану:
– Прыгай!
А он молчит, ранило, наверное, Не бросать же его одного. Кручу триммер руля высоты, а он уже на пределе. Надо садиться, а куда? По инструкции надо прямо перед собой, что я и сделал, правда, с большим трудом. При ударе о землю пробил лбом приборную доску, но сознания не потерял. Молодой, здоровый был, всего 21-й год пошел.
Пропахал мой «Ил» метров 50 и замер. Тихо. Слышу, Иван стонет, жив, значит. Открыл фонарь, вытащил его из кабины, перевязал. Оглядываюсь по сторонам: где мы – у немцев или у своих? Вроде бы у себя. Вверху еще бой идет, в воздухе парашюты белеют и самолеты падают. Довез стрелка до лазарета, а сам в полк. Там услышал горькую весть: два экипажа погибли, а один попал в плен.
– Несмотря на колоссальную живучесть Ил–2, бронирование его узлов, – продолжал В. Н. Изгейм, – потери наши были значительные: все–таки его крылья и хвост изготовлялись из дерева. Порой в атаке на педалях ноги дрожали так сильно, что едва не соскакивали. И не от страха, а от неимоверного напряжения. Надо выдержать боевой курс, а смерть несется с каждым зенитным снарядом, пулеметной или пушечной очередью с немецкого истребителя.
Когда в тебя стреляют, возникает неприятное ощущение беззащитности и невозможности что–то изменить. Но, сжав зубы, идешь по прямой...
В жестокой, кровопролитной войне коротким был срок жизни человеку и самолету. Недаром летчику–штурмовику за первые десять вылетов, если, конечно, он успевал их сделать, вручали орден Красного Знамени. Владимир Николаевич Изгейм имел на счету 95 вылетов и, несомненно, обладал данными выдающегося летчика.
Он участвовал в освобождении Белоруссии и Прибалтики, штурме Кенигсберга, блокаде курляндской группировки противника.
Летно-исследовательский институт
Просматриваю записи наших бесед и будто снова слышу неторопливый голос человека, покинувшего нас в 1986 году:
– После войны я мечтал поступить в академию имени Жуковского. Наверное, надоел многочисленными рапортами начальству. В конце 1947 года вызвали меня в штаб. Разговор со мной завел гражданский, судя по кожаной куртке, летчик.
– Тарощин, – представился он, – летчик-испытатель. Ого, думаю. Об испытателях предвоенной поры кто из мальчишек не слыхал! Чкалов, Громов... И когда получил предложение поступить в Школу летчиков-испытателей, отказываться, конечно, не стал. Началась напряженная учеба с полетами по приборам, освоением азов испытательной и исследовательской работы.
После окончания ШЛИ В. Н. Изгейма оставили в Летно-исследовательском институте. Как шутят в своем кругу испытатели, они обязаны хорошо владеть всем, что может держаться в воздухе, и уметь летать на том, что вообще–то летать не должно. За 27 лет испытательской деятельности полковник В. Н. Изгейм освоил более 70 типов истребителей и бомбардировщиков, включая Ан-14, Як-40.
Провёл испытания двигателя АИ-20 на Ту-4ЛЛ, ряд работ по расширению диапазона скоростей полёта МиГ-17, комплекс работ по заправке самолётов–истребителей днём и ночью. Участвовал в испытаниях Ан-10, Ан-12, Ан-24, Ил-18 по тематике института. Ему присвоили звание заслуженного летчика–испытателя. И, как я уже говорил, достиг он высот мастерства, летая с одним глазом.
Случилось так, что после окончания ШЛИ ледяной снежок, пущенный озорной рукой угодил Изгейму в лицо.
– Удар оказался такой силы, – вспоминал он, – что я от боли завертелся на месте. Пытаюсь открыть левый глаз и не могу. Ребята, кричу в испуге, глаз цел? Да, успокоили меня, вспух только. Однако диагноз специалистов был неутешительный: разрыв сетчатки в области желтого пятна. В то время восстановить ее никто не брался. Единственное утешение – гарантия, что на правом глазу травма не отразится, Зрение левого же оказалось лишь 0,02 диоптрии! А это почти слепота!
Такого удара 26-летний выпускник Школы летчиков-испытателей, казалось бы, мог не перенести. Но он взял себя в руки, решил попробовать встать в строй. Инструктор ШЛИ Б. Мельников проверил на Ла–7 технику пилотирования у Изгейма и поставил отличную оценку. Землю пилот чувствовал хорошо и при посадке не возникало трудностей. Но как пройти врачебную летно-экспертную комиссию? Спишет вчистую.
– Пришлось пойти на хитрость, – признался мне Владимир Николаевич. – Медкомиссию по глазам за меня проходил другой летчик. Тогда на медкартах не наклеивали фотографии и так удалось провести белые халаты. За девять лет, пока не раскрылся обман, у меня не случилось ни единого летного происшествия. Не скрою: чувствовал я себя неуютно. Обман есть обман, и никому так делать не советую. Разумеется, перед каждой комиссией боялся, что подлог обнаружится. Расстался и с любимой игрой в теннис из–за потери пространственного зрения. Летать в строю тоже было не просто, но все-таки получалось успешно.
Молодому летчику помог встать в строй еще и пример виднейшего испытателя Героя Советского Союза Сергея Анохина, потерявшего глаз в авиакатастрофе, но продолжавшего участвовать в испытаниях самолетов. Примечательно, что в летной раздевалке шкафчики Изгейма и Анохина стояли рядом и они почти каждый день встречались.
– А все-таки мне везло в жизни, – говорил Владимир Николаевич. – Во время войны горел, да не сгорел. Четыре раза сбивали, трех воздушных стрелков сменил, а сам жив остался. Садился на вынужденную с не сброшенными бомбами, но не взорвался.
По-моему, Владимир Николаевич в беседе упростил несколько испытательскую свою работу, Пережито им и в мирном небе предостаточно моментов, когда до вынужденного покидания и даже гибели оставался миг.
Прошло много лет. Уже давно нет с нами В. Н. Изгейма. Но до сих пор я помню полковника с пятью боевыми орденами и другими наградами, который со скрытой в уголке рта добродушной усмешкой говорит:
– Если что не успел, не состоялось, доделайте за меня...
Валерий Агеев
для сайта «Авиация России»
(Пока оценок нет)
Загрузка...